Личный поверенный товарища Дзержинского. Книга 4. - Страница 38

– Конечно, знаю, – ответил голос постарше, – нас было двадцать шесть человек.

– А вот и нет, – обрадовался бубнила, – нас было двадцать пять человек.

Мне потом приходилось неоднократно слышать разговоры ветеранов, которые говорили ни о чем, пытаясь блеснуть проблесками памяти о том, какие у них были сапоги или подшиты ли были подворотнички перед боем. И все разговоры о войне, если их собрать воедино и попробовать подсчитать потери свои и противника, то окажется, что столько человек не было во всех воюющих странах вместе взятых.

Вдруг спорившие замолчали и вскочили, отодвинув табуреты или стулья, на которых они сидели.

– Герр Данкен, – стал докладывать бубнила, – привезённых задержали и связали, лежат в разных комнатах. Изабелла говорит, что между собой они разговаривали по-русски. Она была в «Голубой дивизии» (250-я пехотная дивизия вермахта «Голубая дивизия») и знает, как говорят русские. Что прикажете делать?

– По-русски говорили, – задумчиво произнёс тот, кого назвали Данкеном. – Того, что поначальственней, ко мне на допрос с завязанными глазами. Верёвки снимите, не варвары, наденьте наручники.

В наручниках рукам стало свободнее, кровь стала приливать к затёкшим запястьям и руки начало нестерпимо покалывать. Меня привели в какую-то комнату и посадили на стул.

– Кто вы такой и что вам нужно? – спросил Данкен.

– Я разыскиваю господина Миллера, – сказал я.

– А зачем вам господин Миллер? – спросил Данкен.

– А вот это я скажу самому Миллеру, – сказал я.

– На какую организацию вы работаете? – спросил Данкен.

– На этот вопрос я могу ответить только с разрешения господина Миллера, – твёрдо сказал я.

– Откуда вы знаете о господине Миллере? – спросил Данкен.

– Он сам написал мне письмо, – ответил я.

– Увести, – сказал кому-то Данкен.

Меня взяли под руку и увели, похоже, в ту же комнату где я был.

Какое-то время раздавались шаги Данкена, расхаживавшего по комнате. Похоже, что он что-то обдумывал. Затем я услышал, как с телефона подняли трубку и как начали набирать номер. Я напряг свой слух. Первый номер, похоже, пять. Второй – пять. Третий – два. Четвёртый – девять. Пятый – семь. И шестой – семь. 55—29—77. Мне пришлось долго тренироваться, чтобы научиться распознавать номера по трещанию механизма набора телефонного номера. На том конце провода подняли трубку, потому что Данкен начал говорить, но очень тихо и, вероятно, ещё и прикрывал рот и трубку рукой. Единственное, что мне удалось расслышать это слов «русская разведка». Потом Данкен ещё раз повторил слово «русская». Затем через минуту он положил трубку, выслушав данные ему указания.

Через несколько минут в комнату к Данкену зашли двое ветеранов, споривших о какой-то ерунде. Что он им говорил, я не слышал. Затем наступила тишина. Ещё примерно через час меня вывели из дома и посадили в машину. Рядом кто-то сидел и мычал. Я молчал и поэтому мне рот не забывали кляпом. Машина завелась, и мы куда-то поехали. С закрытыми глазами трудно ориентироваться, и я не ориентировался, просто я запоминал количество поворотов направо и налево и примерно пройдённое расстояние.

– Потом все сопоставлю, если жив останусь, – подумал я.

Примерно через полчаса машина остановилась, меня вывели из машины и сняли наручники. Затем я услышал, как захлопнулись двери, и машина уехала. Я снял повязку с глаз и увидел неподалёку деда Сашку с завязанными глазами и заткнутым ртом. Была ночь, но своего спутника я бы узнал и в кромешной темноте.

– Интересно, – подумал я, – неужели они испугались русской разведки? При таком уровне конспирации обычно свидетелей не оставляют.

Я подошёл к деду Сашке, снял повязку с глаз, вытащил кляп и стал развязывать ему руки.

– Ух, суки, – разразился дед бранью, – да если бы они меня не связали и не заткнули рот этой вонючей тряпкой, они бы меня вспоминали до маковкина заговенья. У, сволочи.

– Ладно, дед, – сказал я, – будем считать, что дёшево отделались, раз оба живы.

Глава 30

До гостиницы мы добрались только к обеду. Грязные, голодные и злые. Я взял деньги и расплатился с водителем грузовичка, довёзшего нас до гостиницы. Водитель все смотрел на ту сумму, которую я отвалил, и повторял:

– Грасиа, сеньор, грасиа.

За спасение денег не жалко. Один раз пожалеешь, потом никто спасать не будет.

Мы помылись, побрились, надушились, оделись в чистую одежду и пошли в ресторан. Мы там не ели, мы там жрали и ещё выпили минимум по пять «триньков» за наше чудесное спасение.

После обеда я зашёл в почтовое отделение при гостинице и отбил телеграмму в Париж. Текст ничего не значащий, но вызывающий Миронова на встречу по месту отправки телеграммы. Мадрид в то время становился центром международного шпионажа и при определённой разинутости рта можно притащить на своём хвосте представителей конкурирующей разведки, которая снимет большую часть информации для себя.

Как я и предполагал, Миронов приглашал к себе ответной телеграммой. Не в Москву. В Париж. В Париж так в Париж. Дело не было сверхсрочным, и мы не торопясь двинулись в Париж на пассажирском поезде, не отказывая себе в удовольствии посмотреть на испанские и французские пейзажи. Расстояния в Западной Европе небольшие и на то, что в России уходит неделю, в Европе уходит два-три дня.

– Что же вы меня не предупредили о том, что вы поедете в Европу по Транссибу, – спросил нас Миронов после приветствия. – Сколько мне пришлось поломать копий, чтобы доказать, что вы наши преданные союзники. Рассказывайте, что у вас там произошло?