Личный поверенный товарища Дзержинского. Книга 4. - Страница 20


К оглавлению

20

– Именем Союза Советских Социалистических республик…

В этот момент я бросился на него. Кто не стрелял из «нагана» или из любого револьвера, то пусть попробует и скажет, прав я или не прав. Из пистолета вообще трудно попасть в чего-то, а тут движущая на тебя цель, причём она не преет буром, а мечется из стороны в сторону. Пока курок ударил по капсюлю, пока воспламенился порох, пока пуля начала вылетать из ствола, я был уже около палача. Не успел он дочитать приговор. Но выстрел прозвучал почти у моего уха, сильно оглушив и ударив по спине пулей, как-то вскользь, касательно. Я схватил за ствол револьвера и начал выворачивать его в сторону навыворот указательного пальца стреляющего. Парень взвыл и выпустил оружие из рук. Рукояткой «нагана» я ударил его по голове, забрал бумагу из рук и ушёл.

Хорошо, что я был в пальто, а то пуля была бы во мне. А так получается, что меня кто-то ломом по спине огрел и пальто разорвал. Английский драп, темно-синий, сносу нет, а придётся выбрасывать.

На бумажке написано, что за сотрудничество с фашизмом и предательство советской родины я приговариваюсь к смертной казни с немедленным приведением приговора в исполнение.

И меня достали. Дед Сашка живёт тихо себе в пригороде, где его никто не знает, а я мотаюсь в Париж как связной и поверенный в его делах. Причём хорошо проверяюсь перед посадкой в таксомотор. Хотя, кто хотел, тот мог и выследить. Деду было предупреждение. Год прошёл с момента покушения на него и тишина. А тут вот я. Надо будет вообще куда-то уезжать. До меня добрался отдел по уничтожению преступников за границей. Эти не отцепятся. Будут преследовать как Троцкого, пока не убьют то ли в постели, то ли в ванне, то ли ещё где-то, чтобы было правдоподобно.

Глава 16

Наконец, мы с дедом Сашкой собрались покружить по белу свету, заметая наши следы от наших друзей и от недругов. Замести следы, это громко сказано. С нашими фотографиями, фамилиями и именами, с нашими банковскими счетами мы все равно будем как на блюдечке, зато в незнакомой стране вряд ли кто-то с налёта будет покушаться на нас.

А тут ещё и Сталин помер. Все население СССР как подданные какой-нибудь восточной деспотии выло и размазывало слезы по лицу, выражая свою печаль, чтобы никто не подумал, что печаль эта была недостаточной, и чтобы за это не отправили на плаху или на каторгу. Многие думали про себя, – сдох, наконец, – предчувствуя, что в стране, возможно, начнётся веяние свободы, что колба социализма будет открыта, и они будут предоставлены всему миру, как граждане этого мира, как жители планеты земля.

Новое руководство начало с осуждения культа личности Сталина и начало делать подарки своим социалистическим братьям. В первую очередь, наградило всех своих секретных агентов и помощников в Китае медалями «За победу над Японией». Там на латунной медали Сталин смотрит не влево – на Запад, а вправо – на Восток. Как бы две головы одного человека, как на старом императорском гербе России. И списки награжденных с медалями в коробочках направили Мао Цзэдуну для вручения героям. Мао Цзэдун вручил каждому коробочку и пулю в лоб из «нагана». Китайцы переняли советский опыт и массовые казни своих граждан производили именно из «нагана», как самого надёжного оружия. Уж как китайцы ни обожают «маузеры» в деревянной кобуре, вся охрана партийных деятелей состояла из маузеристов, но «наган» как был, так и остался орудием казни.

Затем новый лидер большевистской партии Хрущёв разогнал и осудил к большим срокам заключения специалистов по ликвидации врагов за границей, как пособников его дружка по Политбюро, «английского шпиона» Берии Лаврентия Павловича. Агент мирового империализма был расстрелян так быстро, что никто и опомниться не успел, потому что следствие, суд и приговор слились в одно целое, как у самого Берии в подвалах.

Следующим шагом нового руководителя была передача Крымской области России в состав Украинской Советской Социалистической Республики в качестве подарка в ознаменование трёхсотлетия Переяславской Рады. Крымчане, которых никто не спрашивал, поплевались, но потом подумали, что раз одно государство, то ничего страшного нет.

Глядя на изменения в России, я все тешил себя надеждами, что могу быть востребованным новой родиной, что скажет она мне:

– Хватит, погулял по заграницам, пора и домой, дел невпроворот…, – но кто-то из людей дальновидных, которые политикам верят на тридцать процентов, а поэтому и не показывают им все, что есть, чтобы вреда государству не принесли, придерживал меня в запасе.

Почему я так думаю? Да потому что периодически выявлял за собой наблюдение. Хотели бы убить, убили бы давно. Дурное дело не хитрое, а так – пасут. Раз пасут, значит и нам с дедом сорваться можно куда-нибудь, чтобы у пастухов жизнь мёдом не казалась.

Мы с доном Алехандро Гривасом не бедствовали. У нас в запасе было порядка пары десятков счетов, которые активировать мог только дед Сашка, а коды мы никому передать не успели. Это раз. Второе. Мой самородок оказался действительным самородком. На него работали десятки людей, выполняя самую мелкую работу, но обеспечивая граждан французской столицы всем тем, что им понадобилось вот сейчас, через пять минут, ну, в крайнем случае, через полчаса. И это доставлялось в указанные сроки. Осечек почти не было, а навар был неплохой. Не роптали работники, молодые ребята и девушки, снующие на велосипедах и мопедах туда и сюда. А пирожковые точки? Прямо на улице при вас заворачивают пирожок и бросают в кипящее масло. Через несколько минут вы получаете горячий пирожок с мясом, с пылу, с жару, хрустящий, золотистого цвета. К пирожку кофе? Будьте так любезны. Бутылочку пива? Без проблем. Рюмку водки? Сразу пейте и уходите. Около пирожковых стояли длинные очереди. И пирожки называли очень кратко «саши».

20